Неточные совпадения
Ярб уже успел облобызаться с аглицким
псом, с которым, как видно, был знаком уже давно, потому что принял равнодушно в свою толстую
морду живое лобызанье Азора (так назывался аглицкий
пес).
Большой рыжий
пес с длинной блестящей шерстью и черной
мордой то скачет на девушку передними лапами, туго натягивая цепь и храпя от удушья, то, весь волнуясь спиной и хвостом, пригибает голову к земле, морщит нос, улыбается, скулит и чихает от возбуждения.
Впрочем, был и ее отец, знаете — такая красная, толстая, сивая подрядческая
морда, вроде старого и свирепого меделянского
пса.
Бухнул выстрел, отец, окутавшись синим дымом, покачнулся и сел, — пегий лохматый
пёс встал на задние лапы, натянув цепь, зарычал, судорожно отирая передними овлажённую кровью
морду, потом свернулся набок, громко щёлкнув зубами. Толкнув собаку сапогом в
морду, отец сказал Созонту...
За нею всегда бежала стая собак; старые солидные дворняги с вытертою шерстью и седым волосом на равнодушных
мордах, унылые
псы с поджатыми хвостами в репьях и комьях грязи, видимо уже потерявшие уважение к себе; бежали поджарые сучки, суетливо тыкая всюду любопытные носы и осматривая каждый угол хитрым взглядом раскосых глаз, катились несокрушимо весёлые щенята, высунув розовые языки и удивлённо вытаращив наивные глаза.
— А чтоб в него печёнки зсохлись! — гудела Матица, свирепо поводя бровями. — Что ж? Забыл он, пьянчуга, что в него дитя малое зосталось? Гадка́ его
морда, чтоб здох, як
пёс!
Цербер тихо и как-то жалобно взвизгивал. Бедному
псу, по-видимому, тоже становилось страшно ввиду наступающего царства мертвящего мороза; он прижимался ко мне и, задумчиво вытягивая острую
морду, настораживая чуткие уши, внимательно вглядывался в беспросветно серую мглу.
Сом же представлял из себя огромного черного
пса на длинных ногах и с хвостом, жестким, как палка. За обедом и за чаем он обыкновенно ходил молча под столом и стучал хвостом по сапогам и по ножкам стола. Это был добрый, глупый
пес, но Никитин терпеть его не мог за то, что он имел привычку класть свою
морду на колени обедающим и пачкать слюною брюки. Никитин не раз пробовал бить его по большому лбу колодкой ножа, щелкал по носу, бранился, жаловался, но ничто не спасало его брюк от пятен.
По собственному его выражению, он «сивив з
морды — як
пес», то есть седел, начиная не с головы, а с усов — как седеют старые собаки.
Брюзгливо взглянув, я его отогнал, —
Ногой оттолкнул его гордо —
Вот этого
пса я б теперь целовал
И в темя, и в очи, и в
морду...
Пытался было Василий Борисыч отговориться недосугами, но Патап Максимыч так решительно сказал ему, чтоб тотчас же шел к нему, что смущенный московский посланник ослушаться не посмел. Как провинившийся перед хозяином
пес, поджав хвост и понурив
морду, робко и послушно идет на повелительный зов, так Василий Борисыч пошел в домик Марьи Гавриловны на зов Патапа Максимыча.
— Кусай! Ешь! Никто отродясь мне путного слова не сказал… Все только в душе подлецом считают, а в глаза кроме хвалений да улыбок — ни-ни! Хоть бы раз кто по
морде съездил да выругал! Ешь,
пес! Кусай! Рррви анафему! Лопай предателя!
Родовитого
пса этого сторожила вся полиция гораздо бдительнее, чем всю остальную собственность целого города, и вдруг этот редкий
пес, этот Драдедам, со стиснутою ремнем
мордой и завязанный в рединный мешок, является в ногах, в кибитке отъезжающего майора!
— А потому, что он приятный человек и всюду с собою веселье ведет. Без него нет здесь ни пира, ни потехи, и всем он любезен. Чуть где
пса его серого с длинной
мордой заслышат, когда он бежит, гремя позвонцами, все радостно говорят: вот Памфалонова Акра бежит! сейчас, значит, сам Памфалон придет, и веселый смех будет.
Это помирило все недоумения моего отца, который все-таки не ожидал такого обширного доброжелательства со стороны владыки и, не зная, что ему на это ответить, вдруг бросился ему на перси, а той простер свои богоучрежденные руки, и они обнялись и смешали друг с другом свои радостные слезы, а я же, злосчастный, о котором всё условили, прокрался тихо из дверей и, изшед в сени, спрятался в темном угле и, обняв любимого
пса Горилку, целовал его в
морду, а сам плакался горько.
— Куси, куси, Кинжалка, куси, — говорил, подходя с улыбкой, Пизонский, ожидая потехи, как
пес уколет свою преданную
морду о ежовые иглы.